Этот бессмертный - Страница 22

Я выгнулся назад, напряг мышцы и обрушил его на камень.

Камень пришелся голему в живот.

Он снова начал подниматься, но медленнее, чем прежде, и я трижды пнул его в живот своим большущим правым ортопедическим ботинком и увидел, как он валится обратно.

Откуда-то из его средней части послышался странный стрекочущий звук.

Земля снова вздрогнула. Ролем рухнул наземь и вытянулся, последние признаки жизни сохранились лишь в пальцах его левой руки. Они продолжали сжиматься и разжиматься, странным образом напомнив мне движения рук Хасана в ту ночь в унфоре.

Потом я медленно обернулся и увидел их всех: Миштиго, и Эллен, и Дос Сантоса с раздутой щекой, Рыжую, Джорджа, Рамзеса и троих обклеенных пластырем египтян. Я сделал шаг по направлению к ним, и они бросились врассыпную, а лица их исказились от страха. Но я тряхнул головой.

– Нет, со мной уже все в порядке, – сказал я, – но оставьте меня одного. Я пойду на реку умыться. – Я сделал семь шагов, а потом как будто кто-то выдернул вилку из розетки – я захрипел, все кругом закружилось, и мир провалился в тартарары.

Дни, которые затем последовали, были из золы, а ночи из железа. Дух, вырванный из моей души, был похоронен глубже, чем любая мумия, истлевающая под этими песками.

Говорят, Кассандра, что мертвые забывают друг друга в царстве Аида, но я надеялся, что это не так. Я делал все, что положено руководителю тура. Лорел предложил мне подыскать себе замену, взять отпуск и уехать.

Я не мог.

Что бы я стал делать?

Сидеть и предаваться печальным размышлениям, выпрашивая выпивку у заезжих туристов? Нет. В такие моменты движение просто необходимо; его форма сама порождает содержание для пустого нутра. Так что я продолжил путешествие и сосредоточил свое внимание на связанных с ним маленьких тайнах.

Я оттащил Ролема в сторонку и обследовал его блок управления. Конечно же, он был сломан – это означало, что либо я его сломал во время драки, либо Хасан сделал это, когда устанавливал его на большую мощность, чтобы побороть меня. Если это сделал Хасан, то он хотел видеть меня не побитым, а именно убитым. Если дело обстояло так, то возникал вопрос – почему? Я мог только гадать, знал ли его наниматель, что я когда-то был Карагиозисом. Если знал, то зачем ему надо было убивать основателя и первого секретаря его собственной партии? Убивать человека, который поклялся, что не даст продать Землю у себя из-под ног и превратить ее в базу отдыха для шайки синих инопланетян – или по крайней мере не даст это сделать без борьбы – и создал вокруг себя подпольную организацию, которая систематически снижала до нуля ценность всей принадлежащей веганцам собственности на Земле и не остановилась даже перед разрушением роскошной талеритской конторы по торговле недвижимостью на Мадагаскаре; человека, чьи идеалы он вроде бы разделял, хотя теперь предпочтение отдавалось более мирному и легальному занятию – защите собственности, – зачем ему было желать смерти такого человека?

Получается, что он либо продал Партию, либо не знал, кто я такой, и имел какую-то иную цель, когда направлял Хасана убить меня.

Либо Хасан действовал по приказу кого-то другого.

Но кто мог быть этот другой? И опять же – почему?

У меня не было ответа, и я решил, что хочу его получить.

Первое соболезнование поступило от Джорджа.

– Мне очень жаль, Конрад, – сказал он, глядя через мое плечо куда-то вниз на песок, а потом быстро посмотрел мне в лицо.

Ему всегда бывает не по себе и хочется уйти, когда приходится говорить обычные человеческие слова. Я знаю, что говорю. Сомнительно, чтобы демонстрация отношений между мною и Эллен, имевшая место прошлым летом, сильно занимала его внимание. Его страсти ограничиваются стенами биологической лаборатории. Я помню, как он проводил вскрытие последнего пса на Земле. Четыре года Джордж чесал его за ухом, выбирал блох из хвоста и слушал его лай. А потом как-то раз подозвал Рольфа к себе. Рольф прибежал рысцой, таща за собой старую кухонную тряпку, с которой они обычно играли в перетягивание каната, и Джордж подтянул его совсем близко, сделал укол под кожу, а потом вскрыл. Он хотел заполучить пса, пока тот был еще в его руках. Скелет до сих пор стоит у него в лаборатории.

Еще он хотел вырастить своих детей – Марка, Дороти и Джима – в скиннеровских боксах, но Эллен каждый раз топала ногами в послеродовом приступе материнства, продолжавшемся не меньше месяца – а этого времени бывало достаточно, чтобы нарушить разработанный Джорджем баланс стимуляторов. Таким образом, мне трудно было признать за ним особенно сильное желание снять с меня мерку для деревянного спального мешка подземного типа. Если бы он захотел меня убить, он, вероятно, нашел бы что-нибудь изощренное, быстрое и экзотическое – вроде яда дивбанского кролика. Но нет, Джорджа все это не настолько задевало, в этом я был уверен.

Сама Эллен, хотя она и способна на сильные чувства, все-таки остается сломанной заводной куклой. Что-то в ней всегда успевает щелкнуть, прежде чем ее чувства перейдут в действия, а на следующий день она будет так же сильно переживать по другому поводу.

Там, в Порт-о-Пренсе, она могла задушить меня насмерть, и подозревать ее значило бы разрабатывать тупиковую версию. Ее соболезнование звучало примерно так:

– Конрад, ты даже не представляешь, как мне жаль! Правда. Хоть я ее никогда и не видела, я знаю, что ты должен чувствовать, – ее голос при этом менял громкость по всему диапазону, и я знал, что она верит тому, что говорит, поэтому поблагодарил ее тоже.