Этот бессмертный - Страница 19

– Может быть, – согласился Джордж, умудренно кивая, – но может быть, и нет.

Миштиго, покачав головой, отвернулся.

Хасан наполовину распаковал своего робота-голема и теперь развлекался его настройкой. Эллен наконец бросила краситься и лежала на солнце, равномерно поджариваясь. Рыжая и Дос Сантос на другом конце фелуки плели очередной заговор; эти двое никогда не встречались просто так, они вечно что-то замышляли. Наша фелука медленно продвигалась по тому ослепительному водному пути, что прокладывает себе река вдоль величественных серых колоннад Луксора, и я решил, что пора направить ее к берегу и взглянуть, что новенького среди гробниц и разрушенных храмов.

Следующие шесть дней были одновременно ничем не примечательными и незабываемыми, наполненными чрезвычайной активностью и, можно сказать, уродливо-прекрасными – таким может быть цветок с нетронутыми лепестками и темным пятном гнили в середине. Вот так…

Миштиго, должно быть, проинтервьюировал каждый каменный столб вдоль четырех миль знаменитой дороги в Карнак. И при дневном свете, и ночью при свете фонарика мы лазали по руинам, пугая летучих мышей, крыс, змей и насекомых, а веганец монотонно бормотал в диктофон заметки на своем монотонном языке. По ночам мы становились лагерем в песках, монтировали по периметру двести метров электропровода и выставляли двух часовых. Боадил – холоднокровное животное; ночью температура опускалась, так что опасность, грозившая нам извне, была не слишком велика.

По ночам лагерь освещался огромными кострами, поскольку веганец хотел, чтобы условия были первобытными, – должно быть, для создания нужной атмосферы. Наши скиммеры остались южнее. Мы долетели на них до места, которое я знал, и оставили их там под охраной Управления, а сами наняли фелуку для задуманной экскурсии – мы должны были проплыть из Карнака в Луксор параллельно пути Божественного Царя. Так захотел Миштиго. По ночам Хасан либо практиковался в обращении с ассегаем, который он выменял у одного здоровенного нубийца, либо, голый по пояс, часами боролся со своим неутомимым големом.

Голем был достойным противником. Хасан установил его на силу, вдвое превышающую силу среднестатистического человека, и на пятьдесят процентов увеличил скорость реакции. Память голема хранила сотни борцовских захватов; блок управления теоретически должен был не допустить, чтобы голем убил или покалечил своего противника – все это за счет чувствительных хемоэлектрических нервоаналогов, позволяющих с точностью до унции определить величину усилия, необходимого, чтобы сломать кость или порвать связку. Голем был ростом примерно пять с половиной футов и весил около двухсот пятидесяти фунтов; изготовленный на Бакабе, он стоил очень дорого. Он был воскового цвета, с карикатурными чертами лица, а мозги у него помещались где-то пониже того места, где был бы пупок – если бы у големов были пупки, – чтобы уберечь его мыслительную начинку от приемов классической борьбы. Несмотря на все это, несчастные случаи возможны.

Бывало, что такие големы убивали людей, если из строя выходила какая-нибудь штучка в мозгах или нервоаналогах, либо если человек сам поскальзывался или пробовал резко рвануть назад и тем самым добавлял необходимое лишнее усилие.

Я как-то почти год держал у себя такого голема, запрограммированного на бокс. Вошло в привычку проводить с ним минут пятнадцать каждый вечер, и я уже стал думать о нем почти как о человеке. Но как-то раз он меня рассердил, и я колотил его больше часа и в конце концов напрочь отшиб ему голову. Машинка по-прежнему продолжала боксировать, но с тех пор я перестал думать о нем как о дружественном спарринг-партнере. Боксировать с безголовым големом – в этом есть что-то роковое, правда? Будто просыпаешься после приятного сна, а в ногах кровати взгромоздился кошмар.

Голем на самом деле не видит противника своими псевдоглазами; он просто весь начинен пьезоэлектрическими и радарными датчиками и «смотрит» всей поверхностью тела. Но крушение иллюзий все же оставляет неприятный осадок.

Я выключил своего голема и никогда больше не включал его. Продал торговцу верблюдами за кругленькую сумму. Уж не знаю, приделал ли тот голему голову обратно. Торговец был турок, так что какая разница.

Как бы то ни было, Хасан и Ролем сплетались в тугой клубок, тела обоих поблескивали в свете костра, а мы все сидели на одеялах и наблюдали.

Изредка низко над нами проносились летучие мыши, как стремительные хлопья пепла; редкие облака мутной завесой прикрывали луну и уплывали дальше.

Все было точно так же и на третью ночь, когда я сошел с ума.

Я помню все это, как запоминаешь береговой пейзаж, увиденный поздним летним вечером в бурю, – как отдельные застывшие снимки при вспышках молний…

Проговорив с Кассандрой добрый час, я закончил сеанс связи обещанием взять завтра вечером скиммер и провести следующую ночь на Косе. Помню наши последние слова:

– Будь осторожен, Константин. Мне снились дурные сны.

– Не говори чепухи, Кассандра. Спокойной ночи.

Как знать, быть может, ее сны были вызваны временной ударной волной, распространяющейся в прошлое от землетрясения силой 8,6 по шкале Рихтера.

Дос Сантос с жестоким огнем в глазах зааплодировал, когда Хасан с громоподобным грохотом опрокинул Ролема на землю. Земля все еще сотрясалась, хотя голем давно уже поднялся на ноги и бросился в атаку, протягивая к арабу извивающиеся словно змеи руки. Земля продолжала дрожать.

– Какая мощь! – воскликнул Дос Сантос. – Я до сих пор ее чувствую!